Неточные совпадения
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит — от кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и на свет не следовало
родиться. Никак, даже темно
в этой комнате?
Случилось так: свекровь
Надула
в уши свекору,
Что рожь добрее
родитсяИз краденых семян.
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько
родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят:
в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Правдин. Я
родился в Москве, ежели вам то знать надобно, а деревни мои
в здешнем наместничестве.
Софья. Возможно ль, дядюшка, чтоб были
в свете такие жалкие люди,
в которых дурное чувство
родится точно оттого, что есть
в других хорошее. Добродетельный человек сжалиться должен над такими несчастными.
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее;
в воздухе замечалось словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не
родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя
в поле пищи, она бежала
в город и наполняла улицы.
Рождалось какое-то совсем особенное чувство,
в котором первенствующее значение принадлежало не столько инстинкту личного самосохранения, сколько опасению за человеческую природу вообще.
Последствия этих заблуждений сказались очень скоро. Уже
в 1815 году
в Глупове был чувствительный недород, а
в следующем году не
родилось совсем ничего, потому что обыватели, развращенные постоянной гульбой, до того понадеялись на свое счастие, что, не вспахав земли, зря разбросали зерно по целине.
Он
родился в среде тех людей, которые были и стали сильными мира сего.
― Да, тебе интересно. Но мне интерес уж другой, чем тебе. Ты вот смотришь на этих старичков, ― сказал он, указывая на сгорбленного члена с отвислою губой, который, чуть передвигая нога
в мягких сапогах, прошел им навстречу, ― и думаешь, что они так
родились шлюпиками.
Казалось, ему надо бы понимать, что свет закрыт для него с Анной; но теперь
в голове его
родились какие-то неясные соображения, что так было только
в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно для себя теперь был сторонником всякого прогресса), что теперь взгляд общества изменился и что вопрос о том, будут ли они приняты
в общество, еще не решен.
Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь,
в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она
родилась в этом тюле, кружевах, с этою высокою прической, с розой и двумя листками наверху ее.
Левин чувствовал, что брат Николай
в душе своей,
в самой основе своей души, несмотря на всё безобразие своей жизни, не был более неправ, чем те люди, которые презирали его. Он не был виноват
в том, что
родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая
в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
— Только потому, что у них нет или не было от рождения независимости состояния, не было имени, не было той близости к солнцу,
в которой мы
родились.
— И завтра
родится сын, мой сын, и он по закону — Каренин, он не наследник ни моего имени, ни моего состояния, и как бы мы счастливы ни были
в семье, и сколько бы у нас ни было детей, между мною и ими нет связи.
Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление.
В голове моей
родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…
И тогда
в груди моей
родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой.
Пробегаю
в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я
родился?..
Мне пришло на мысль окрестить ее перед смертию; я ей это предложил; она посмотрела на меня
в нерешимости и долго не могла слова вымолвить; наконец отвечала, что она умрет
в той вере,
в какой
родилась.
Когда я был еще ребенком, одна старуха гадала про меня моей матери; она предсказала мне смерть от злой жены; это меня тогда глубоко поразило;
в душе моей
родилось непреодолимое отвращение к женитьбе…
— Я богаче вас, — сказал я, — у меня, кроме этого, есть еще убеждение — именно то, что я
в один прегадкий вечер имел несчастие
родиться.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти
в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот,
в чьей голове
родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Впрочем, обе дамы нельзя сказать чтобы имели
в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще
в характерах их ничего не было злого, а так, нечувствительно,
в разговоре
рождалось само собою маленькое желание кольнуть друг друга; просто одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо: вот, мол, тебе! на, возьми, съешь!
Семейством своим он не занимался; существованье его было обращено более
в умозрительную сторону и занято следующим, как он называл, философическим вопросом: «Вот, например, зверь, — говорил он, ходя по комнате, — зверь
родится нагишом.
— Ну, так чего же вы оробели? — сказал секретарь, — один умер, другой
родится, а все
в дело годится.
Уже
родились они с ним
в минуту рожденья его
в свет, и не дано ему сил отклониться от них.
В самом деле, необыкновенно странны были своею противуположностью те чувства, которые
родились в сердцах троих беседовавших людей.
Здесь ли,
в тебе ли не
родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца?
А сколько
родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!..
Ему бы следовало пойти
в бабку с матерней стороны, что было бы и лучше, а он
родился просто, как говорит пословица: ни
в мать, ни
в отца, а
в проезжего молодца».
И, показав такое отеческое чувство, он оставлял Мокия Кифовича продолжать богатырские свои подвиги, а сам обращался вновь к любимому предмету, задав себе вдруг какой-нибудь подобный вопрос: «Ну а если бы слон
родился в яйце, ведь скорлупа, чай, сильно бы толста была, пушкой не прошибешь; нужно какое-нибудь новое огнестрельное орудие выдумать».
Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только
родиться,
в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе
в очи.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль
в уме ее
родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да стол подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на уме,
И
в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
Так думал молодой повеса,
Летя
в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть,
родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
В этом плане была допущена небольшая ошибка: Артур Грэй
родился с живой душой, совершенно несклонной продолжать линию фамильного начертания.
Если Цезарь находил, что лучше быть первым
в деревне, чем вторым
в Риме, то Артур Грэй мог не завидовать Цезарю
в отношении его мудрого желания. Он
родился капитаном, хотел быть им и стал им.
Огромный дом,
в котором
родился Грэй, был мрачен внутри и величественен снаружи.
Чувство, однако же,
родилось в нем; сердце его сжалось, на нее глядя. «Эта-то, эта-то чего? — думал он про себя, — я-то что ей? Чего она плачет, чего собирает меня, как мать или Дуня? Нянька будет моя!»
Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом. Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и
родилась в нем сила.
Знаете, мне всегда было жаль, с самого начала, что судьба не дала
родиться вашей сестре во втором или третьем столетии нашей эры, где-нибудь дочерью владетельного князька или там какого-нибудь правителя или проконсула
в Малой Азии.
А я,
родясь труды для общей пользы несть,
Не отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь тем, на наши смотря соты,
Что
в них и моего хоть капля мёду есть».
Я эту басенку вам былью поясню.
Матрёне, дочери купецкой, мысль припала,
Чтоб
в знатную войти родню.
Приданого за ней полмиллиона.
Вот выдали Матрёну за Барона.
Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз
Попрёком, что она мещанкой
родилась,
А старая за то, что к знатным приплелась:
И сделалась моя Матрёна
Ни Пава, ни Ворона.
— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка. — Петруша
родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда еще…
Анна Сергеевна Одинцова
родилась от Сергея Николаевича Локтева, известного красавца, афериста и игрока, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать
в Петербурге и
в Москве, кончил тем, что проигрался
в прах и принужден был поселиться
в деревне, где, впрочем, скоро умер, оставив крошечное состояние двум своим дочерям, Анне — двадцати и Катерине — двенадцати лет.
Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом
в городе,
в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец —
в деревне, где он поселился окончательно и где у него
в скором времени
родился сын Аркадий.
Много толковали они о том, что такое брак — предрассудок или преступление, и какие
родятся люди — одинаковые или нет? и
в чем, собственно, состоит индивидуальность?
Трудно допустить, что
в этом городе может
родиться человек, подобный Достоевскому.
— Н-да, так вот этот щедрословный человек внушал, конечно, «сейте разумное, доброе» и прочее такое, да вдруг, знаете, женился на вдове одного адвоката, домовладелице, и тут, я вам скажу,
в два года такой скучный стал, как будто и
родился и всю жизнь прожил
в Орле.
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и
в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла
родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал
в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но
в течение двух дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
— Вот — дура! Почти готова плакать, — сказала она всхлипнув. — Знаешь, я все-таки добилась, что и он влюбился, и было это так хорошо, такой он стал… необыкновенно удивленный. Как бы проснулся, вылез из мезозойской эры, выпутался из созвездий, ручонки у него длинные, слабые, обнимает, смеется…
родился второй раз и —
в другой мир.